Орден Ночи

В Скриде, там, где потом построили монастырь, жил человек по имени Сигурд, жену его звали Хельга. У них был сын Грим, он воспитывался в Западных Фьордах у дяди по матери. Тогда же на хуторе Эйди жил человек по имени Индриди с женой Тоурой.

Как-то раз у Индриди потерялась корова, и пропадала она целых шесть лет. Однажды, собирая в горах своих овец, Сигурд нашел эту корову в одной укромной долине. С ней было шесть быков, которых она принесла за это время. Сигурд их всех пригнал к себе. Через некоторое время Индриди из Эйди пришел к Сигурду и стал торговать этих быков, не всех, а двух или трех, но Сигурд отказался их продавать. Тогда Индриди заявил, что раз быки без разрешения пасутся на его земле, значит, они принадлежат ему. На весеннем тинге среди прочих разбиралась и эта тяжба. Сигурд открыто высказал Индриди, что тяжба поднята несправедливо. Индриди рассердился и там же, на тинге, убил Сигурда. Его схватили, но он предложил за убийство выкуп, и его быстро отпустили. С тех пор Индриди стал опасаться за свою жизнь и завел у себя в доме такой порядок: спать он ложился у стенки, на месте жены, и надевал ее головной убор, а ее заставлял ложиться простоволосой и с краю.

Так и шло, пока Гриму не исполнилось шестнадцать лет. Однажды на хутор, где жил дядя Грима, пришла бедная женщина, и Грим дал ей кое-что из вещей. Хозяйка хутора, жена его дяди, рассердилась и попрекнула Грима тем, что отец его до сих пор не отомщен. Этого попрека Грим не мог снести и тут же собрался в путь. Дядя тепло с ним простился и сказал, что отныне он должен зваться Гримом из Западных Фьордов.

Кратчайшей дорогой Грим приехал на Восток в родные места и поселился у матери. Однажды он встретил работника Индриди из Эйди, тот гнал корову, из-за которой тогда вышла ссора, и другой скот, украденный у матери Грима. Грим убил работника и объявил об убийстве. После этого Индриди стал пуще прежнего опасаться за свою жизнь.

Как-то раз Грим решил побывать в Эйди. В доме Индриди мужчины сидели у очага и обсуждали женщин их округи. Один из них назвал Хельгу, мать Грима, самой вздорной женщиной и еще кое-что добавил. Услыхав это, Грим ворвался в дом, схватил человека, который поносил его мать, и прикончил его, сунув головой в котел, что висел над очагом, а сам убежал. Но на этом он не успокоился и начал рыть тайный ход к дому в Эйди от протекавшего невдалеке ручья.

Наступило рождество. Индриди пригласил на пир друзей и своего брата Хельги тоже позвал. Вечером все стали ложиться спать. Хельги положили в постельной нише, на месте хозяев, а Индриди с женой легли на кровать, стоявшую рядом. В этой же комнате спало еще много гостей. Грим накануне обо всем разведал и ночью явился в дом Индриди. Он осторожно вошел в комнату, где спали хозяева и гости, и стал всех ощупывать, чтобы не убить кого не нужно. Когда его холодная рука коснулась жены Индриди, она сказала об этом мужу, и тот, заподозрив неладное, хотел вскочить, но Грим тут же проткнул его мечом. Индриди успел только крикнуть, что ему нанесли смертельную рану. Люди вскочили и стали ловить убийцу, один из гостей даже схватил Грима.

— Пусти, я тоже ищу убийцу! — сказал ему Грим и, едва тот разжал руку, нырнул в свой тайный ход и был таков.

Идти к матери, где его стали бы искать, было неблагоразумно, и он решил поставить себе палатку на плоскогорье.

Меж тем Хельги припомнил, что в ту ночь убийца как сквозь землю провалился, и решил посмотреть, нет ли где ямы. Так он обнаружил подземный ход, но самого Грима, как уже говорилось, и след простыл.

Вскоре одному человеку из Эйди случилось проезжать по плоскогорью, где стояла палатка Грима. Грим, испугавшись, что теперь недругам станет известно, где он скрывается, погнался за этим человеком и убил его. Но оставаться после этого на плоскогорье стало опасно, и он перебрался за горы к одной вдове. Хельги, который жил теперь в Эйди, пускался на всякие хитрости, чтобы разыскать Грима, и в конце концов пронюхал, что тот живет у вдовы. Вдова эта была ясновидица. Она умела предсказывать будущее и предупредила Грима, что сюда вот-вот заявится Хельги. Она посоветовала Гриму покинуть страну на одном из кораблей, что приходят к мысу Ингольва, а пока пожить на озере, где можно прокормиться рыбой.

Все вышло так, как предсказала вдова. Хельги приехал к ней и спросил, где Грим. Вдова ответила, что Грим и в самом деле жил у нее, но теперь уехал, и Хельги вернулся домой ни с чем.

А Грим, как ему было сказано, поехал к озеру, построил себе хижину и стал ловить рыбу. Вскоре он обнаружил, что каждую ночь часть его улова пропадает, тогда он решил покараулить и разузнать, в чем дело. Ночью к хижине Грима пришел великан, связал рыбу, взвалил связку на плечо и ушел. Грим догнал его и всадил ему в спину копье, но великан только ускорил шаг и поспешил к себе в пещеру. Там его ждала дочь. Он показал ей рану, нанесенную ему Гримом из Западных Фьордов, попросил дочь похоронить его в пещере и умер. Дочь великана хотела похоронить отца, как он просил, но могила оказалась мала. Грим, который шел за великаном по пятам, все видел и слышал. Вошел он в пещеру, и дочь великана стала его корить за то, что он убил ее отца. Грим, как мог, утешил ее и предложил помочь похоронить великана. Она согласилась, и он, собрав все свои силы, затолкал великана в могилу, засыпал ее и ушел домой.

Ночью великан встал из могилы, явился к хижине и напал на Грима. Грим оборонялся, и привидение не одолело его. А когда рассвело, он пришел в пещеру, выкопал великана из могилы и сжег его на костре. Поговорив с дочерью великана, Грим быстро поладил с ней, они забрали все имущество, какое было в пещере, перенесли его в хижину Грима и мирно прожили там до весны. Весной пришел корабль и бросил якорь у мыса Ингольва. Грим, узнав об этом, собрался в далекий путь и простился со своей Возлюбленной. Но прежде чем они расстались, она подарила ему волшебный пояс — тот, кто носил его, не мог полюбить другую женщину.

Грим покинул Исландию и прибыл в Норвегию. Там в те времена правил конунг Харальд, сын Сигурда, он взял Грима к себе в дружину. На рождество конунг устроил богатый пир. Грим надел пояс, подаренный ему дочерью великана, и сразу же затосковал по ней. Конунг заметил, что Грим невесел, и спросил его, в чем дело. И Грим рассказал ему о дочери великана. А весной конунг дал Гриму корабль, чтобы он поехал в Исландию и привез оттуда свою невесту. Грим приплыл к мысу Ингольва, сошел на берег и отправился прямо к озеру Грима, которое так называли с тех пор, как он там жил. У озера он нашел дочь великана, с ней был маленький мальчик, родившийся, пока он был за морем. Она очень обрадовалась, когда увидела Грима, и он предложил ей уехать вместе с ним в Норвегию. Они забрали ребенка, погрузили на корабль все свое добро и благополучно достигли берегов Норвегии, а там дочь великана и ее сын крестились и приняли христианскую веру.

Долго ли они прожили в Норвегии, нет ли, а только захотелось Гриму навсегда вернуться домой. Вместе с женой, дочерью великана, он покинул Норвегию и вернулся в Исландию. На одном из островов, где жили великаны, Грим сошел на берег и разгрузил свой корабль. Великанов он с острова прогнал, а тех, кто не хотел уходить, убил и, очистив весь остров, обосновался там со своей семьей. Потомство у него было большое.

С тех пор этот остров называется Гримсей, или остров Грима, и находится он в Эйя-фьорде. Потомки Грима живут там и поныне. На этом сказке конец.

Перевод Л. Горлиной.

Источник: Исландские сказки / Пер. с исл. Л. Горлиной, О. Вронской // Скандинавские сказки. — М.: Худож. лит., 1982. — 318 с.: ил. — 30 000 экз.

В издании Йоуна Аурнасона — Sagan af Vestfjarða-Grími, I, 167–170.

Торр возвращался с востока и пришел к проливу. По ту сторону пролива был перевозчик с челноком. Торр окликнул его:

1. Что там за малый стал по ту сторону?

Перевозчик сказал:

2. Что там за пахарь зовет через воду?

Торр сказал:

3. Переправь меня! Дам я еды тебе на день.
Пищу самую лучшую в сумке несу я.
Сам я плотно наелся с утра на дорогу:
Ел овсянку и сельди, и сыт на весь день.

Перевозчик сказал:

4. Ишь расхвастался завтраком, словно заслугою!
А что ждет тебя нынче, не знаешь.
В твоем доме, быть может, беда:
умерла твоя мать, я так думаю.

Торр сказал:

5. Что́ для каждого кажется худшим несчастьем,
То пророчишь ты мне: моей матери смерть!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Перевозчик сказал:

6. Вряд ли ты земледелец, дворами владеющий:
Стоишь ты босой, и одежда вся в дырьях.
На тебе и штанов даже нет!

Торр сказал:

7. Правь живо сюда! Где пристать, покажу я.
А ты отвечай мне: чей этот челн?

Перевозчик сказал:

8. Наречен тот Ѓильдольфр, кто челн поручил мне.
И живет мудрый витязь над водами Радсей.
Конокрадов возить и воров не велел он;
Только путных людей — кого знаю, как следует.
Назовись, если хочешь, чтоб свез я тебя.

Торр сказал:

9. Смело я назовусь, хоть в стране я у недругов,
И весь род свой открою: я Одина сын,
Мейли я брат и Магни родитель,
Из богов самый сильный я — Торр пред тобой.
Теперь я желаю знать также, кто ты?

Перевозчик сказал:

10. Я Ѓарбардр зовусь, имя редко скрываю я.

Торр сказал:

11. С чего же скрывать, раз тебя не преследуют?

Ѓарбардр сказал:

12. Если б даже меня и могли здесь преследовать —
От такого, как ты, я легко уберегся бы,
Если б рок не обрек меня на смерть как раз.

Торр сказал:

13. Мне крепко не по сердцу в брод пробираться —
Свой член не хочу я мочить, а не то бы
За обидную речь проучил я тебя!

Ѓарбардр сказал:

14. Дождусь тебя здесь я. Врага не видал
Храбрее меня ты со смерти Ѓрунгнира.

Торр сказал:

15. Напомнил ты мне, как Ѓрунгнира сразил я.
Был могуч великан с головою из камня;
И все-таки, мною сраженный, без жизни лежал он.
А ты что свершил? Поведай мне, Ѓарбардр!

Ѓарбардр сказал:

16. У Фйольвара прожил пять зим я под ряд
На острове том, что Альгрöн зовется.
С мужами могли мы сражаться, и многого
Достичь, и красавиц любви добиваться.

Торр сказал:

17. Была ли тогда вам удача у дев?

Ѓарбардр сказал:

18. Не умны были многие — сами рвались ко мне.
А другие мудрили — некстати противились:
Им хотелось рыть ямы в глубокой ложбине,
Из песку вить веревки старались они.
Я один был умнее, чем все они вместе;
Сестры, все семеро, были моими,
Ласки любовной от всех я добился. —
Что ты сделал тем временем, Торр?

Торр сказал:

19. Тйацци убил я, строптивого турса.
Грозные очи наследника Алльвальди
В ясное небо забросил я.
Лучший то памятник подвига Торра, —
В небе поныне все видят его!
Что ты делал тем временем, Ѓарбардр?

Ѓарбардр сказал:

20. Соблазнял я колдуний искусными ковами,
Сманивал жен от мужей я умело.
Славным, по мне, исполином был Ѓлебарт;
Он жезл чародейский мне дал, а его
Я силой волшебной рассудка лишил.

Торр сказал:

21. Злым делом воздал ты за добрый дар!

Ѓарбардр сказал:

22. Что с дуба сдерут — в пользу дубу другому;
Всякий заботится сам о себе.
Что ты делал тем временем, Торр?

Торр сказал:

23. Истреблял на востоке я жен исполинов,
Что бродили в горах, зло и вред причиняя;
Если б жить им всем дать, слишком турсы бы множились,
Перевелись на земле бы все люди. —
Что ты делал тем временем, Ѓарбардр?

Ѓарбардр сказал:

24. Я в Валланде жил, вызывал я там войны,
Сеял распри меж храбрыми, мир отнимал.
Погибших вождей брал Один в Валгаллу,
А Торр принимал к себе мертвых холопов.

Торр сказал:

25. Ты неладно людей поделил бы меж асами,
Если б в Асгарде власть ты на это имел! аз

Ѓарбардр сказал:

26. Сил у Торра достаточно, мужества мало.
В рукавицу от страха забрался ты раз;
[Сам с перепугу не помнил, кто ты!]
Схоронился, не смел ни дохнуть, ни чихнуть ты,
Ни пердеть, чтобы Фйалара не разбудить.

Торр сказал:

27. Ѓарбардр, негодный! убил бы тебя я,
Если б мог на тот берег добраться к тебе.

Ѓарбардр сказал:

28. Что спешить на мой берег тебе? Мы не в ссоре. —
Что еще сделал ты, Торр?

Торр сказал:

29. На востоке я был, поток охранял я там,
Когда нападали Сваранга дети.
Они в меня камни кидали, но плен ожидал их:
Я принудил их мира просить у меня. —
Что ты делал тем временем, Ѓарбардр?

Ѓарбардр сказал:

30. На востоке я был и болтал там с красавицей;
С белолицей я тешился, к ласкам склонил ее.
Любви я добился от девы в уборе златом.

Торр сказал:

31. Недурно ты время тогда проводил!

Ѓарбардр сказал:

32. Ты мог бы помочь мне тогда уберечь белолицую деву.

Торр сказал:

33. Помог бы я с радостью в том, если б только возможность была!

Ѓарбардр сказал:

34. А я тебе верил бы, если б меня обмануть ты не мог.

Торр сказал:

35. Не мастер щипать я за пятки, как старый башмак по весне.

Ѓарбардр сказал:

36. Что ты делал тем временем, Торр?

Торр сказал:

37. Берсёркеров жен истреблял я на Ѓлесей;
Много бед от них было, мутили народ они.

Ѓарбардр сказал:

38. Непохвально, что женщин ты, Торр, убивал.

Торр сказал:

39. За волчиц их надо бы счесть, не за женщин:
Мой корабль опрокинули ведьмы свирепые,
От их палиц железных мой Тйальфи бежал.
Что ты делал тем временем, Ѓарбардр?

Ѓарбардр сказал:

40. Был в числе я той рати, что шла в этот край
Стяг поднять боевой, окровавить копье.

Торр сказал:

41. Ты хвалишься тем, что сюда досадить мне пришел!

Ѓарбардр сказал:

42. За досаду я виру внесу, если судьи
Так решат, приглашенные спор наш уладить.

Торр сказал:

43. Где выискать мог ты слова ядовитые?
Отродясь я не слыхивал злейших насмешек!

Ѓарбардр сказал:

44. Тем речам я от старых людей научился,
Что в молчаньи живут под холмами отчизны.

Торр сказал:

45. Для могил изобрел ты хорошее имя,
Назвав их холмами отчизны!

Ѓарбардр сказал:

46. Называть я их волен, как хочется мне.

Торр сказал:

47. Ты поплатишься зло за свое острословье,
Как только я на берег тот попаду.
Громче волка, поверь мне, тогда ты завоешь —
Как молот проймет тебя мой!

Ѓарбардр сказал:

48. У Сиф твоей в доме любовник. С ним биться
Нужнее бы нынче тебе, чем со мной.

Торр сказал:

49. Чтоб сильнее меня уязвить, языку ты дал волю.
Малодушный досадчик! Я думаю, лжешь ты.

Ѓарбардр сказал:

50. Я верю, что весть моя правда. Не в меру ты мешкаешь;
Ты б давно мог прибыть — будь челнок у тебя.

Торр сказал:

51. Ѓарбардр, презренный! Не смей меня дольше задерживать!

Ѓарбардр сказал:

52. Не подумал бы я, что в пути Асаторра
Так легко перевозчику остановить.

Торр сказал:

53. Вот мой совет: подъезжай сюда живо!
Бросим мы брань! Переправь отца Магни.

Ѓарбардр сказал:

54. Уходи! Переправы ты здесь не дождешься.

Торр сказал:

55. Хоть путь укажи мне в обход, коль не хочешь везти!

Ѓарбардр сказал:

56. Отказ мой был короток; путь будет долог.
До пня час пути: час оттоль до колоды.
Там влево ступай — должен в Верланд попасть ты.
Торра, сильного сына, там ждать будет Фйоргин,
И направит его на путь предков, в край Одина.

Торр сказал:

57. Попаду ли туда я в сегодняшний день?

Ѓарбардр сказал:

С трудом и страдой ты туда доберешься
Разве к рассвету — а раньше навряд ли.

Торр сказал:

58. Разговор наш недлинен был, зло ты язвил меня.
Но еще отомщу я за то, что везти не хотел меня ты!

Ѓарбардр сказал:

Уходи, пусть тебя заедят все чудовища!
Примечания

Общее примечание:

Действующими лицами диалога являются Торр и Один. Автор сознательно противопоставляет друг другу оба божества, рисуя в неизменно юмористическом освещении конфликт между сознательным духовным превосходством и материальною силою.

(2) Один презрительно называет Торра, покровителя земледелия, «пахарем».

8, I «Волк боя» — этим именем Один обозначает, конечно, опять таки себя самого.

8, II Радсей означает приблизительно «остров советов». Это название может заключать указание на обычную область деятельности Одина: боевые замыслы и советы между вождями.

9, I в стране у недругов, т. е. у исполинов, в чьих владениях Торр еще находится, пока он не переправился через пролив,

9, III Мейли, сын Одина, брат Торра. Сыновья его Магни и Моди («Сила» и «Мощь»).

10, I Ѓарбардр — Длиннобородый (быть может, Седобородый). Один является на земле в виде старого странника с длинною седою бородою.

В этой фразе непонятная для Торра ирония, так как ни один из богов не скрывает имени так часто, как именно Один.

13, II Так читают эту строку Сиймонс и Геринг.

14, II Ѓрунгнир — исполин, убитый Торром.

16, I «Фйольвар» — «Осторожный». По-видимому, речь идет о лице, которому Один оказывал поддержку в битвах, при чем добился любви его семи дочерей на острове Альгрöн (от grøn, зеленый).

18, III, IV Т. е. противясь Одину, красавицы предпринимали неосуществимое и бесполезное дело.

19, I Тйацци — исполин, убитый богами при участии Торра. Глаза его были превращены в звезды (неизвестно, какие именно звезды подразумевались здесь); но, согласно саге, это сделал не Торр, а Один.

20, I В качестве бога чародейств, Один имеет дело с колдуньями.

20, III Об эпизоде с Ѓлебартом неизвестно больше ничего. (Этимология его имени неясна). По-видимому, в победе Одина над чародеем, который сам же научил его, на свою погибель, чарам, — отразился древний сказочный мотив, аналогичный тому, который впоследствии нашел свое выражение в средневековом сказании о Мерлине и Вивиан.

22, I Пословица.

24, I Валланд — «страна битв». Здесь Один определенно выступает в качестве бога сражений.

24, IV «холопами» Один презрительно называет земледельцев, пользовавшихся покровительством Торра.

Но в мифах нет указания на то, чтобы земледельцы (свободные или несвободные) действительно попадали по смерти к Торру.

(26) Эпизод, о котором здесь идет речь, вспоминает (также чтобы досадить Торру) и Локи («Слов. рас. Локи», 60, 62). Торр со спутниками однажды в дороге заночевал в рукавице исполина Скримира, которую они впотьмах приняли за целую постройку, а храп исполина — за бурю и землетрясение, внушившие им большое беспокойство.

26, V Фйалар — прозвание Скримира.

(29) Здесь идет речь об обычной борьбе Торра со стихийными чудовищами и исполинами. Более подробных указаний, к какому именно столкновению относятся его слова, — не имеется.

37, I Берсеркерство — состояние боевого исступления, в котором почти обнаженные бойцы, не помня себя, истребляли всех, попадавшихся им под руку, пока сами не были убиты. Первоначально этим именем, как кажется, обозначали оборотней, способных превращаться в медведей.

В позднейшем же, указанном выше, смысле — берсеркерство исторически удостоверенное явление, аналогичное тому, которое наблюдается еще в настоящее время среди жителей Малайского архипелага у так называемых «амок» и по всей вероятности принадлежит, подобно состоянию этих amok, к видам психического заболевания, в частности преходящего бешенства (Mania transitoria).

37, I Ѓлесей (от имени морского бога Ѓлера, Эгира) — ныне о. Лесö в Каттегате.

39, III Тйальфи — служитель Торра.

(41) Всякая война досаждает Торру, так как бог земледелия покровительствует миру и ведет борьбу лишь с разрушительными стихийными силами природы.

(42) Ирония этой фразы, ставящей в тупик Геринга, заключается, как мне кажется, в том, что ни о каком судебном разбирательстве, ни о какой вире не может быть и речи в данном случае; нельзя же себе представить, в самом деле, чтобы оскорбленный войною бог мирного труда начал судиться с виновниками войны. В особенности, когда речь идет о Торре, вообще склонном разрешать все споры не судом, а… своим молотом. С.

44, II Т. е. от мертвых, лежащих под могильными курганами. Согласно распространенному верованию, Один вызывал из могил умерших, чтобы узнавать от них различные вещи. Вряд ли, однако, его ссылку на это обстоятельство надо в данном случае принимать серьезно.

48, I Сиф — жена Торра. Любовник ее, по мнению комментаторов — Локи, что, впрочем, никакими достоверными указаниями не подтверждается.

52, I Асаторр — «Торр из рода асов». В сказаниях он часто называется так.

56, II Употребляемые в подлиннике выражения («til stoksens … til steinsens «), напоминающие немецкое über Stok und Stein, наиболее характерны тем, что с одной стороны вызывают представление о затруднительном пути, а с другой стороны — решительно ничего не объясняют. Поэтому мне и показалось уместным употребить русские выражения «пень» и «колода» — фигурирующие в русских народных повествованиях приблизительно по таким же поводам, как немецкое Stok und Stein. (В оригинале «stokr» — кол и «steinn» — камень). С.

56, III Верланд — «страна мужей» в противоположность стране исполинов, где еще находится Торр.

56, IV Фйоргин — имя применяемое к Одину, также к отцу Фригг; Геринг полагает, что здесь оно относится к матери Торра.
Общие замечания

«Сказ о Ѓарбардре» имеется целиком в Codex Regius 2365, и частью в Codex Arnamagnaeanus 748.

Снорри им не пользовался.

Особенности языка, как указывает Могк, свидетельствуют о позднем происхождении песни: она должна была создаться в Исландии, во второй половине X века.

Стихотворный спор между двумя собеседниками, состязающимися в остроумии, находчивости (а иногда и в брани по адресу друг друга) — был в ходу у представителей той эпохи. В виду полной свободы, с какою древние германцы всегда говорили о своих богах, нет причин удивляться, что в век, когда начиналось уже разложение языческого миросозерцания, остроумному поэту вздумалось в юмористической форме вывести двух главных богов, Торра и Одина, в качестве действующих лиц подобного спора.

Совершенно несостоятельным оказалось прежнее предположение[1], что в лице обоих богов здесь изображены два сословия: что Торр — представитель норвежских земледельцев, а Один — знатных ярлов, или же, по другой версии, викингов. С внешней стороны это опровергается уже несомненным исландским происхождением Сказа о Ѓарбардре: противоположение земледельца и викинга мыслимо было бы только в Норвегии. Но и самое содержание произведения, если отнестись к нему внимательно, свидетельствует о натянутости этой, принадлежащей Кейзеру, гипотезы.

Основной мотив содержания в сущности очень прост: могучий Торр, грозный победитель исполинов, должен оказаться побежденным там, где бороться надо не ударами молота, а остроумием и находчивостью — с противником, наделенным таким духовным превосходством, что оно торжествует уже при помощи одних шуточных заявлений, без единого серьезного ответа[2]. Эту сторону дела надо в особенности иметь в виду при чтении реплик Одина — Ѓарбардра: он все время потешается над Торром, чего простодушный Громовник по большей части даже не замечает — оттого и оказывается, что он сплошь и рядом противопоставляет подвигам Торра весьма непочтенные дела, по поводу которых собеседник, к удовольствию Одина, приходит все в большее и большее негодование. Местами, Ѓарбардр прямо передразнивает Торра. Последний говорит:

На востоке я был; и поток охранял я там,
Когда нападали Сваранга дети… (29)

И когда Торр, рассказав о своих боевых подвигах, спрашивает затем с торжеством, чем может похвастаться Ѓарбардр — тот отвечает в тон ему:

«На востоке я был, и болтал там с красавицей;
С белолицей я тешился, к ласкам склонил ее…

Характерно, что Один не пользуется случаем похвастаться теми свойствами, которые имели вообще столь важное значение в глазах древних германцев: тем что он являлся верховным носителем и источником высшей мудрости, волшебства, вещих рун, поэтического искусства скальдов. Обо всем этом Один не упоминает — да и не может распространяться на этот счет, иначе даже недальновидный Торр в конце концов, пожалуй, узнал бы его. И в действительных заслугах своих, как Властителя битв, вождя ратей — он подчеркивает главным образом то, что способно рассердить Торра.

Геррманн удачно резюмирует содержание спора, говоря, что поэту хотелось показать, «как обстоит дело, когда спорят между собою дух и сила (и только сила)». Остроумному и наблюдательному автору песни вполне удалось осуществить свою задачу. Картина получается живая и забавная; превосходство Одина показано тонко и с своеобразным юмором. Оба характера очерчены ярко и выпукло. Торр с его добродушием, буйностью в гневе, грубостью и тем свойством, которое русский народ метко прозвал «отходчивостью», с умом не превышающим уровня посредственности, с нерассуждающею храбростью, бесстрашный перед любым врагом, но беспомощный, когда приходится наткнуться на неожиданное и непривычное препятствие; с другой стороны, Один — верховный, духовный руководитель людей и богов, вдохновитель битв, влияющий не только на события и поступки, но на мысли и души, насмешливый спорщик, всегда владеющий собою, на все находящий ответ; силою и храбростью не уступающий Торру, но присоединяющий к ним недостающие последнему непоколебимое самообладание, сообразительность и прозорливость, всюду побывавший и все испытавший, а главное бесконечно опередивший Торра духовным развитием.

Для читателя, который из саг и других песен Эдды уже знаком с обоими характерами — становится еще живее и интереснее их неравное словесное состязание. Совершенно особенный колорит получает, например, заявление Одина по поводу одного из рассказываемых им любовных эпизодов:

«Ты мог бы помочь мне тогда уберечь белолицую деву». (32)

Представить себе Торра в виде героя легкомысленного любовного приключения — трудно вообразить что-либо более неподходящее и комичное. И, кажется, так и видишь, как тяжеловесный бог громов в ответ неловко ухмыляется и спешит заявить, приняв всерьез замечание собеседника:

«Помог бы я с радостью в том, если б только возможность была»,

После чего Один немедленно пародирует неуклюжее заявление сентенциозным ответом:

«А я тебе верил бы, если б меня обмануть ты не мог».

Эта и многие другие реплики проникнуты непосредственным, свободным комизмом, придающим всему произведению большое своеобразие, так как ни в одной из остальных песен Эдды не найти подобного, выдержанного от начала до конца, шутливого тона.

Об оригинальной форме «Сказа о Ѓарбардре» уже пришлось говорить в предисловии к переводу. Форма эта, неповторяющаяся ни в какой другой песни, возбуждала много споров. Как кажется, наиболее правильную ее характеристику дает Сиймонс, выражающийся следующим образом:

«Я безусловно не могу найти в этой песни ни правильного деления на строфы, ни вообще соблюдения какой-либо определенной стихотворной формы. Я считаю ее написанною не стихами, а ритмическою, аллитерирующею прозой, которая однако иногда переходит в стихотворный ритм kviþuhattr или ljoþahattr, иногда же в строфы, представляющие собою смешение того и другого размера».

Так как счет по строфам при этих условиях невозможен, то я ограничиваюсь, как и Геринг, счетом по репликам.

[1] К сожалению, его еще придерживался Геринг в ту эпоху, когда писал комментарий к своему переводу Эдды.

[2] Это обстоятельство (что Один за все время беседы ни разу не говорит серьезно, тогда как Торр принимает «всерьез» все его шутки) к удивлению, не отмечено ни одним комментатором: между тем, это весьма важно для оценки замысла песни. С.

Источник: Эдда. Скандинавский эпос. Перевод, введение и комментарии С. Свириденко. — Москва, изд. М. и. С. Сабашниковых, 1917 г.

Рассказывают, что в последние годы папства на востоке Исландии в Боргар-фьорде на хуторе Квол жила богатая супружеская чета. У них было много скота, и они держали несколько работников. Неподалеку от этого хутора в горах жила скесса, люди никогда не считали ее опасной.

Но вот однажды рождественской ночью хозяин Квола вышел из дому и не вернулся, долго его искали, да так и не нашли. А через год, опять на рождество, исчез и один из работников. Его тоже не нашли, и никто не знал, что с ним сталось. После этого случая вдова со всеми домочадцами уехала из Квола, однако она ежедневно посылала туда людей кормить скот. Весной вдова вернулась на хутор и прожила там все лето. На зиму она собиралась перебраться по соседству в Гилсаурведлир, чтобы ее работникам было удобно ухаживать за оставшимся в Кволе скотом и возить туда сено. У вдовы было четыре коровы, одна отелилась в конце лета. За два дня до отъезда из Квола вдове приснился сон. Ей снилось, будто к ней пришла незнакомая женщина в старинном исландском наряде, с виду небогатая, дружески поздоровалась и сказала так:

— У тебя уже отелилась одна из коров, а у меня корова отелится только к рождеству. Мои трое малышей сидят без молока, поэтому прошу тебя: каждый день, как станешь кормить своих работников, наливай и мне молока в жбанчик, который ты найдешь на полке у себя в чулане. Я знаю, через два дня ты собираешься переехать в Гилсаурведлир, потому что боишься оставаться тут на зиму. Это понятно, ведь тебе неизвестно, почему исчезли в те зимы твой муж и работник. Но я открою тебе эту тайну: великанша, что живет неподалеку на горе Стадарфьядль, родила ребенка. Он очень злой и капризный и каждое рождество требует человечьего мяса. Вот и пришлось великанше утащить сперва твоего мужа, а потом и работника. Нынешней зимой она опять кого-нибудь утащит. Но если ты останешься в Кволе и исполнишь мою просьбу, я дам тебе хороший совет и помогу прогнать эту нечисть из ваших мест.

Проговорив это, женщина исчезла, а хозяйка проснулась и задумалась о своем сне. Занимался день, она встала и в чулане на полке нашла деревянный жбанчик. Хозяйка наполнила его парным молоком и поставила обратно на полку. Жбанчик тут же исчез, а вечером снова появился на прежнем месте.

Почти до самого рождества хозяйка наполняла жбанчик молоком, а в ночь на мессу Торлаука ей снова приснился сон. К ней пришла та же женщина, дружески поздоровалась и сказала:

— Ты оказалась не любопытной и даже не пыталась узнать, кто же столько времени берет у тебя молоко. Но теперь я откроюсь: я — аульва и живу в холме по соседству с твоим домом. Ты поступила благородно, но больше я в твоем молоке не нуждаюсь, моя корова вчера отелилась. Прими же от меня в благодарность ту безделицу, которую я положила на полку, где прежде ставила свой жбанчик. А еще я научу тебя, как спастись от неминуемой гибели. На рождество, ровно в полночь, тебе вдруг захочется выйти из дому — не противься этому желанию и выходи. На дворе ты увидишь огромную безобразную скессу, она схватит тебя, перенесет через луг, перейдет вброд реку и направится к горе Стадарфьядль. Дай ей отойти от реки подальше, а там скажешь: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» Она удивится, потому что ни один человек не знает ее имени, и скажет: «Должно быть, это мой малыш!» Тут она бросит тебя на землю и помчится домой. Пока великанша будет занята тобой, я немного помучаю ее выродка, но к ее приходу исчезну. А ты, только она тебя отпустит, беги что есть мочи к реке и постарайся добраться до песчаной отмели. Там великанша тебя догонит и скажет: «Вот глупая овца, не могла подождать!» — и опять потащит к себе в пещеру. Пусть она отойдет подальше, а тогда скажешь, как в первый раз: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» «Это мой детеныш!» — скажет она, бросит тебя и побежит к своей пещере. Тут уж ты, не теряя времени, беги прямо в церковь. Тебе надо добежать до церкви, прежде чем она вернется. Она будет сильно разгневана, потому что ее ребенка я убью, и вернется она не за тем, чтобы отпустить тебя домой. А если у тебя не хватит сил, я тебе помогу.

Когда хозяйка проснулась, было уже светло, она пошла в чулан и нашла на полке узел, в нем лежало красивое, искусно сшитое платье. Она взяла платье и спрятала его в ларь. Настал сочельник, все было тихо и спокойно. В рождественскую полночь обитатели Квола уже крепко спали, не спалось только хозяйке. Вдруг ей очень захотелось выйти из дому. Она не стала противиться этому желанию и вышла, и в ту же минуту огромная скесса схватила ее, перемахнула с ней через луг и зашагала вброд через реку. А дальше было все точь-в-точь, как предсказала аульва. Вот скесса бросила хозяйку Квола во второй раз, и та побежала к церкви. И тут ее будто кто под руки подхватил, так ей стало легко бежать. Только вдруг по каменистому склону Стадарфьядля с грохотом посыпались камни, и в ярком свете месяца хозяйка Квола увидела, как через ложбину к ней мчится великанша. Женщину охватил такой ужас, что она непременно упала бы, но кто-то поднял ее и донес до самой церкви. Там ее втолкнули внутрь и заперли за ней дверь. В церкви было много народу, звонарь ударил в колокол что было мочи. Паперть задрожала от чьей-то тяжелой поступи, и люди увидели в окне безобразную скессу, которая крикнула, услыхав колокольный звон:

— Вот дерьмо! — и повернула прочь, выбив ногой большой кусок церковной стены. — Чтоб тебе провалиться! — злобно добавила она.

Хозяйка Квола пробыла в церкви всю заутреню и обедню, а после поехала домой, и больше о ней ничего не известно.

Перевод О. Вронской.

Источник: Исландские сказки / Пер. с исл. Л. Горлиной, О. Вронской // Скандинавские сказки. — М.: Худож. лит., 1982. — 318 с.: ил. — 30 000 экз.

В издании Йоуна Аурнасона — Gellivör, I, 154–156.

Согласно древнеисландскому календарю, зима начиналась в субботу после 26-й недели лета, 21–27 октября (11–17 октября до 1700 года). Так как лето начинается в четверг, и, соответственно, заканчивается в среду, то до официального начала зимы остаётся два дня. Они известны как Зимние Ночи (vetrarnætur). Выражение «Зимние Ночи» также использовалось, менее конкретно, для обозначения периода в начале зимы.

По старой северной традиции, начало зимы было временем празднований, так как на зиму забивался скот и было в изобилии свежей пищи и напитков. Празднования, пиршества и игры, проводимые во время Зимних Ночей, упоминаются во многих исландских сагах.

Наверное, принятие христианства уменьшило роль этих языческих празднеств, и в сагах XII–XIV веков собрания в Зимние Ночи не упоминаются. Однако это было любимое время для проведения свадеб — изобилие свежей еды позволяло легко прокормить множество гостей.

Церковь постоянно пыталась избавиться от старых языческих праздников и заменить их христианскими. В случае Зимних Ночей, скорее всего, языческие празднества в начале зимы заменил День Всех Святых (1 ноября).

В различных фольклорных публикациях с конца XIX века упоминается так называемый День Овечьих Голов (sviðamessa). Этот праздник проводился в конце времени забоя скота; мясо вместе с потрохами, кровяной колбасой и т. д., приготовляли первыми, а овечьи головы оставляли напоследок, потому что они хранились лучше. Когда кладовая была уже полна солёными, копчёными и маринованными продуктами на зиму, овечьи головы обжигали, затем варили и подавали на стол в праздник овечьих голов. Головы, которые не съедали свежими, мариновали или коптили, чтобы съесть позже, зимой.

День Овечьих Голов проводился в Первый День Зимы или позже, на День Всех Святых (1 ноября); обычай, похоже, отличался в разных регионах.

В некоторых районах страны начало зимы отмечалось таким небольшим удовольствием, как кофе и пирожные; иногда в Последний День Лета устраивали танцы. В епархии хоуларского епископа на севере народ праздновал Первый День Зимы, пока это не было запрещено королевским указом в 1744 году.

Самым важным обычаем, привязанным к началу зимы, было предсказание погоды на зиму. Известно много способов предсказания погоды, некоторые из них связаны с поведением животных.

Если полевые мыши начинали рано рыть свои норы для зимовки или искать прибежища на хуторе, это указывало, что зима будет суровой. Также, по общему мнению, мыши рыли норы со входом, направленным от грядущих преобладающих ветров.

Другие приметы суровой зимы включали: ранее отбытие мигрирующих птиц, снежные овсянки, собирающиеся вокруг хуторов, и куропатка в белом зимнем оперении в начале осени. Если мигрирующая золотая ржанка оставалась на осень, можно было ожидать тёплую зиму.

Хорошо известно искусство чтения погоды по Млечному Пути, хотя оно и покрыто тайной и суевериями. Один из источников Национального Музея сообщает:

Были старики, утверждающие, что умеют читать по Млечному Пути. Выйдут они, бывало, в звёздную ночь, предпочтительно после Зимних Ночей, посмотрят на небо, мудро и важно, но скажут очень мало, так что люди почти ничего не узнавали.

Как сообщают, лучше всего читать по Млечному Пути в октябре, между Михайловым Днём и Днём Всех Святых. Читать следовало с востока на запад: светлые пятна означали сильные снегопады или суровую погоду, тёмные — хорошую, тёплую погоду.

Чтение предзнаменований по селезёнке овцы, похоже, было относительно широко распространённым обычаем. Конкретные способы различались. Иногда в селезёнке делали некоторое количество разрезов, и потом оставляли её на сутки. Если разрезы раскрывались, это было признаком хорошей погоды. В других областях, некоторые члены семьи с завязанными глазами разрезали селезёнку на четыре или шесть кусочков, которые означали различные периоды зимы. Чем больше кусок, тем сложнее должен быть соответствующий период зимы.

Использование селезёнки для чтения предзнаменований интересно в свете того, что это — один из немногих органов овцы, у которого нет практического применения; тем не менее, применение было найдено. Подобные способы чтения предзнаменований по селезёнке также существовали на Шетландских и Оркнейских островах.

Предзнаменования также читались по внутренностям первой убитой осенью овцы: наполненные участки кишок указывали на хорошую погоду, пустые означали суровые условия.

Источник: книга Аурни Бьёрнссона “High Days and Holidays in Iceland / Saga Daganna” [HIGHDAYS]

Vítt er orpit
fyri valfalli
rifs reiðiský
rignir blóði;
nú er fyri geirrum
grár upp kominn
vefr verþjóðar
er þær vinur fylla
rauðum vepti
Randvés bana.
2.
Сделаем ткань
из кишок человечьих;
вместо грузил
на станке — черепа,
а перекладины —
копья в крови,
гребень — железный,
стрелы — колки;
будем мечами
ткань подбивать!

Sjá er orpinn vefr
ýta þörmum
ok harðkléaðr
höfðum manna
eru dreyrrekin
dörr at sköptum
járnvarðr yllir
enn örum hrælat
skulum slá sverðum
sigrvef þenna.
3.
Хьёртримуль, Хильд.
Саннгрид и Свипуль,
мечи обнажив,
начали ткать;
сломятся копья,
треснут щиты,
если псы шлема
вцепятся в них.

Gengr hildr vefa
ok hjörþrimul
sangríðr svipul
sverðum svipul
skapt mun gnesta
skjöldr mun bresta
mun hjálmgagarr
í hlíf koma.
4.
Мы ткем, мы ткем
стяг боевой;
был он в руках
у конунга юного:
выйдем вперед,
ринемся в бой,
где наши друзья
удары наносят!

Vindum vindum
vef Darraðar
sá er ungr konungr
átti fyrri
fram skulum ganga
ok í fólk vaða
þar er vinir várir
vápnum skipta.
5.
Мы ткем, мы ткем
стяг боевой;
конунгу вслед
пора нам скакать!
Гендуль и Гунн
за ним помчались,
кровь на щитах
увидят они.

Vindum vindum
vef Darraðar
ok siklingi
síðan fylgjum
þar sjá bragnar
blóðgar randir
Gunnr ok Göndul
þær er grami hlíðu.
6.
Мы ткем, мы ткем
стяг боевой;
рвутся вперед
смелые воины.
Конунга жизнь
мы защитим, —
нам выбирать,
кто в сече погибнет.

Vindum vindum
vef Darraðar
þar er vé vaða
vígra manna
látum eigi
líf hans faraz
eigu valkyrjur
vals um kosti.
7.
Будут землей
люди владеть,
что жили досель
на дальних мысах;
Бриану конунгу
смерть суждена;
Сигурда ярла
копья пронзят.

Þeir munu lýðir
löndum ráða
er útskaga
áðr um byggðu
kveð ek ríkum gram
ráðinn dauða
nú er fyrir oddum
jarlmaðr hniginn.
8.
Ирам готов
горький удел,
память о нем
вечною будет;
соткана ткань,
поле боя в крови;
о мертвых по свету
молва прошумит.

Ok munu Írar
angr um bíða
þat er aldri mun
ýtum fyrnaz
nú er vefr roðinn
munu um lönd fara
læspjöll gota.
9.
Страшно теперь
оглянуться: смотри!
По небу мчатся
багровые тучи;
воинов кровь
окрасила воздух, —
только валькириям
это воспеть!

Nú er ógurligt
um at litaz
er deyrug ský
dregr með himni
mun lopt litat
lýða blóði
er sóknvarðar
syngja kunnu.
10.
Спели мы славно
о конунге юном;
слава поющим!
Слышавший нас
песню запомнит,
людям расскажет
о том, что слышал
от жен копьеносных!

Vel keðu vér
um konung ungan
sigrhljóða fjöld
syngjum heilar
enn inn nemi
er heyrir á
geirfljóða hljóð
ok gumum segi.
11.
Мечи обнажив,
на диких конях,
не знающих седел,
прочь мы умчимся.

Ríðum hestum
hart út berum
bregðum sverðum
á braut héðan.
Примечания

песнь эта, возможно, имеет своим прообразом рабочую песнь женщин. Она вложена в уста валькирий, поющих за работой на ткацком станке. Песнь отличается напевностью и по стилю принадлежит к эддической поэзии, хотя имеет то общее со скальдической поэзией, что в ней отражено актуальное событие, а именно битва, которая произошла в страстную пятницу 1014 г. при Клонтарве (в Ирландии). В этой самой знаменитой в истории Ирландии битве ирландский король Бриан погиб, но одержал победу над скандинавскими викингами — конунгом Сигтрюггом из Дублина и ярлом Сигурдом с Оркнейских островов. Сигурд тоже погиб в этой битве. В «Саге о Ньяле», в которой сохранилась эта песнь, рассказывается о ряде зловещих знамений, предшествовавших этой кровопролитной битве или сопровождавших ее, и, в частности, о том, что в Шотландии в то время, когда происходила эта битва, человек по имени Дёрруд видел, как двенадцать валькирий подъехали к дому, в котором стоял ткацкий станок, и, войдя в дом, стали ткать там ткань из человеческих кишок и спели эту зловещую песнь. Кончив ткать, они разорвали ткань на части и ускакали в разные стороны. Своей работой на ткацком станке валькирии как бы оказывают магическое действие на ход битвы. Песнь и стилистически имеет общее с заклинаниями. Ткань, которую ткут валькирии, — это боевой стяг. В песни обычно обнаруживают следы ирландского влияния и предполагают, что она возникла в начале XI в. на Оркнейских островах.

3. Хьёртримуль, Хильд, Саннгрид и Свипуль — имена валькирий.

4. Юный конунг — конунг Сигтрюгг. О нем же идет речь в строфах 5, 6 и 10. Ему покровительствуют валькирии.

5. Гёндуль и Гунн — имена валькирий.

7. Люди… что жили досель на дальних мысах — скандинавские поселенцы на островах и побережье Шотландии.

Славный ярл — ярл Сигурд. В «Саге о жителях Оркнейских островов» рассказывается, что его мать соткала ему боевой стяг с изображением ворона. Этот стяг должен был приносить победу тому, кто его нес, но вместе с тем — смерть. В битве при Клонтарве один за другим погибли двое воинов, несших этот стяг. Тогда его взял ярл Сигурд и погиб. Но победа все же досталась ирландцам, а не скандинавам.

8. Ирам готов горький удел… — Иры (ирландцы) одержали победу в битве, но понесли большие потери, и их король погиб в битве.